Скверный юбилей.

Алексей ФИЛИППОВ, Яков ЭТИНГЕР.

На нынешней неделе нас ждет юбилей одного из самых постыдных событий российской истории. Сто лет назад, 19 апреля 1903 года по новому стилю, в Кишиневе произошел еврейский погром. Поражало количество жертв: 49 убитых, 586 раненых, 1500 разгромленных домов и лавок. Поражала и жестокость погромщиков - они забивали гвозди в головы, вспарывали животы беременным женщинам. Мировое общественное мнение было потрясено, в его глазах Россия окончательно превратилась в варварский угол.

Для этого были причины: даже умнейший премьер-министр Витте считал, что погром не обошелся без участия полиции. Он обвинял в этом министра внутренних дел: "Еврейский погром в Кишиневе, устроенный попустительством Плеве, свел евреев с ума и толкнул их окончательно в революцию. Ужасная, но еще более идиотская политика!"

Российская империя оставалась глубоко антисемитской страной, и уж тем более антисемитской была политическая элита. Но у этого была одна, находящаяся в русле представлений ХIХ века особенность: евреев ненавидели не за кровь, а за веру. Направленные против евреев законы не предусматривали убийств.

В то время антисемитизм был присущ и США, и просвещенной Германии. Но крещеный (и богатый) еврей мог стать частью светской и политической элиты: финансовый советник Бисмарка, банкир Бляйхредер крестится, получает титул и начинает щеголять показным антисемитизмом. Таковы были правила игры: в отличие от ХХ века национальность тогда не казалась несмываемым каиновым пятном.

Но в Кишиневе наружу выплеснулся антисемитизм толпы. Погромщиков спустила с цепи статья главного редактора газеты "Бессарабец" Крушевана, обвинившего евреев в ритуальном использовании христианской крови, и то, что они делали, не имело отношения к вере. Молдаване и русские убивали чужаков, тех, кто иначе ел, по-другому одевался, отличался от них произношением и цветом глаз.

Это было первой репетицией того, что в гораздо больших масштабах произойдет во время революции 1905 года, гражданской войны и много позже в гитлеровской Германии. Плеве часто поговаривал, что евреям было бы надо преподать урок, и начальник местной охранки, барон Левендаль, скорее всего не получавший никаких директив от петербургского начальства, решил действовать по собственному усмотрению. Фанатизму революционных сект противостояло косное изуверство защитников престола: и те, и другие подталкивали страну к пропасти.

Потом нашелся тот, о ком писал Крушеван. Христианского мальчика убил его христианский дядя, пожелавший завладеть наследством: на суде он признался в том, что исколол труп "под жидов". Еще до этого от погромщиков отмежевались православные иерархи - народу раздавали листовки, церковь пыталась убедить его в том, что "страшная кара постигнет тех, кто проливает кровь, родственную богочеловеку".

Но власти погром не научил ничему. Впереди в революцию 1905 года погромы организовывались полицией; затем было устроенное по такому же сценарию дело Бейлиса; во время Первой мировой войны бессмысленные со всех точек зрения депортации евреев из прифронтовой полосы не слишком отличались от погромов. Власть путалась в собственных фобиях, пыталась отвлечь от себя разрушительную энергию масс. Это ее не спасло: в 1917 году толпа переключилась на городовых и офицеров, а давно стыдившееся своего правительства общество без сожаления простилось с Российской империей.